Министру культуры Саратовской области

У  Клее есть картина "Angelus Novus". На ней изображён ангел, выглядящий так, словно он готовится расстаться с чем-то, на что пристально смотрит. Глаза его широко раскрыты, рот округлен, а крылья расправлены. Так должен выглядеть ангел истории. Его лик обращен к прошлому. Там, где для нас – цепочка предстоящих событий, там он видит сплошную катастрофу, непрестанно громоздящую руины на руины и сваливающую все это к его ногам. Он бы и остался, чтобы поднять мертвых и слепить обломки. Но шквальный ветер, несущийся из рая, наполняет его крылья с такой силой, что он уже не может их сложить. Ветер неудержимо несет его в будущее, к которому он обращен спиной, в то время как гора обломков перед ним поднимается к небу. То, что мы называем прогрессом, и есть этот шквал.

Вальтер Беньямин.



Уважаемая госпожа министр! Я обращаюсь к вам и надеюсь, что вы не останетесь глухи к нашему негодованию, к тому, что наполняет меня и других печалью и гневом. Меня зовут Маттиас Лангхофф, я – француз немецкого происхождения и был режиссёром инсценировки "Эдипа" Софокла в Саратове. У меня дома над рабочим столом висит фотография, где я в окружении саратовских детей, игравших в моём спектакле. На фотографии их детские подписи, они мне подарили её на память. Я старый человек и люблю вспоминать Саратов, этот замечательный театр, его актёров, неутомимую труппу, его директора, моего друга Райкова, людей пробуждающегося от долгого сна города, полную продавщицу у мясного прилавка, которая каждое утро кричала мне: "Французский, I love you".

Саратов стал для меня частью родины. Частью родины он был для меня уже давно. Я чувствую свою связь с Россией, не из-за налоговых льгот. А потому, что русские солдаты в Берлине спасли мне жизнь, спасли еврейского мальчика от его немецких соотечественников, которые хотели уничтожить меня в газовой камере. Своей жизнью я обязан старшему лейтенанту Тюльпанову, который позаботился о том, чтобы я и двадцать других детей в больничной палате ежедневно получали пищу. Это позволило мне выжить. И когда моя мать стала благодарить его, он только сказал: "Не говорите ничего, я потерял двух детей во время блокады Ленинграда. Я знаю, что такое детский голод". Это был российский паспорт, выданный не людьми, паспорт, от которого я никогда не откажусь, который никогда не смешаю с грязью.

Люди в Саратове – часть моей родины. Хочу я того или нет. Они часть моей любви и моей тоски. Я счастлив, что своей работой смог содействовать тому, что театр с "Эдипом" был трижды номинирован на "Золотую маску" в Москве, счастлив, что спектакль приглашён во Францию на один очень важный фестиваль. Я счастлив при мысли о том, что, может быть, признание труппы, делающей всё для своего города, также сыграло свою роль и повлияло на то, что после трагического пожара предпринимается всё возможное для восстановления театра с такой богатой историей, для того, чтобы он стал ещё лучше и красивее. Саратов для Саратова. А также для своих детей.

А теперь этот случай. Увольнение человека, Валерия Райкова, в решающей степени определившего успех театра. Райков привёл меня и других в Саратов. Райков заставлял любить Саратов. И он добился того, что Саратов стал любимым. И того, что театр вашего города, госпожа министр, с удивлением и радостью был принят в странствующую семью мирового театра. Без него не было бы моей постановки и многих других спектаклей, которыми город может гордиться. "Эдип" – его постановка. Как я могу принять приглашение в Москву, как могу представлять ваш театр во Франции, когда у меня складывается впечатление, что уволили не только его, но и меня, а также всех остальных. Наша работа – это Райков.

Как можно допустить такую несправедливость, даже жестокость, ведь каждый ребёнок знает, что Райков последний, кто может быть виновен в пожаре. Я знаю, о чём говорю. Я руководил многими театрами и руководил успешно, и я знаю, что любовь и  энергия, которую Валерий дарил своему театру, были и продолжают быть лучшей защитой от пожара и любых других катастроф, в том числе и политических. Если виновных будут искать, их следует искать там, где ему не оказывали достаточной поддержки, где настаивали и продолжают настаивать на его смене. Полагаю, что и вы чувствуете, что было совершено гнусное преступление, поджог детского театра, чтобы в результате мерзких театральных интриг, которые, к сожалению, слишком часто случаются во всём мире, кто-то смог заполучить чужую должность. Это путь бездарных через джунгли карьеры.  

Я надеюсь, что эти подозрения необоснованны. За свою жизнь я часто сталкивался с произволом, завистью, несправедливостью и интригами, вплоть до применения открытой силы в этом, казалось бы, спокойном мире искусства. Но пожар в театре для получения должности директора, – такого я ещё не видел.

Уважаемая госпожа министр, я надеюсь, эти строки помогут вам предотвратить несправедливость и не допустить того, чтобы театр попал в лапы мелких жуликов. Уважаемая госпожа министр, я надеюсь, что это не помешает вашей работе, а напротив, даже облегчит её, если я направлю это письмо своему другу Райкову, сотрудникам его театра, своим друзьям по театру в Москве и Петербурге, а также предоставлю его вниманию широкой общественности и прессы. Художнику не следует громко говорить о себе, однако если он видит несправедливость, он должен бороться с ней любыми средствами. Иначе он потеряет любовь продавщицы мясного прилавка, и как ему после этого жить? Я также устал от того, что в разных странах мира появляется всё больше театров, куда мне не хочется заходить. Помогите мне, сделав так, чтобы театр в Саратове не относился к их числу.

С глубоким уважением и надеждой на то, что смогу лично поприветствовать вас вместе с Валерием Райковым и  всей труппой в апреле в Москве на фестивале "Золотая маска" и выпить за удачное спасение театра.

Маттиас Лангхофф

18/1/2013